– Доброй ночи, Мурген.

– Ага. Того же и тебе, командир.

Он не был склонен разводить церемонии. Что, впрочем, для меня же и лучше.

Я направился в свои комнаты, хотя там у меня не было ничего, кроме кровати, отнюдь не сулившей мне отдыха. После смерти Сари это место стало пустыней моего сердца.

Закрыв за собой дверь, я огляделся, словно ожидал, что она появится. Выскочит откуда-нибудь, звонко смеясь, и скажет, что все это было неудачной шуткой. Но увы, шутка эта никак не кончалась. Матушка Гота еще не закончила наводить порядок после разгрома, вызванного налетом Душил. Прибиралась она тщательно, но, несмотря на всю свою въедливость, пальцем не притронулась к моему рабочему месту, где я все еще пытался рассортировать обгоревшие бумаги, содержащие выдержки из Анналов.

Размышления отвлекли меня от действительности, заставив забыть об осторожности. Но неожиданно я почувствовал, что в помещении кто-то есть. Доля секунды, и в руке моей блеснул нож.

Однако, как выяснилось, мне ничто не угрожало. Ко мне в гости заявились свойственники: брат Сари Тай Дэй – рука его висела на перевязи, – дядюшка Дой и матушка Гота. Из всех троих разговорчивостью отличалась лишь старуха, зато трудно было рассчитывать, что услышишь от нее хоть что-то приятное. Она могла обнаружить дурную сторону в чем угодно и жаловаться на это целую вечность.

– В чем дело? – спросил я.

– Опять тебя носило? – ответил вопросом на вопрос дядюшка Дой. – Куда на сей раз? В Деджагор?

– Ничего подобного. Я уже давно никуда не отлучался.

Вся троица продолжала таращиться так, словно у меня рог на носу вырос.

– Что такое?

– Ты изменился, – сказал дядюшка Дой.

– Дерьмо! Так оно и есть, пропади все пропадом! Я потерял жену, которая значила для меня больше, чем… – Меня захлестнула ярость. Я повернулся к двери.

Бесполезно. Копченый находился в фургоне, направлявшемся на юг.

Они по-прежнему не сводили с меня глаз.

Это повторялось всякий раз, при каждом моем возвращении из отлучки, о которой Тай Дэй не был поставлен в известность. Они не любили терять меня из виду.

От этого избыточного внимания, так же, как и от их пристальных взглядов, мне частенько становилось не по себе. Похоже, Костоправ при виде любого из нюень бао испытывал похожие чувства.

Уйдя из жизни, Сари оставила пустоту не только в моем сердце. Потеряв ее, эта странная компания словно бы лишилась души.

– Хочешь пройти Тропою Меча? – спросил дядюшка Дой.

Тропа Меча представляла собой ритуальный комплекс упражнений, имитирующий бой с невидимым противником с помощью длинного двуручного меча. Это действо позволяло обрести спокойствие, отрешенность и забвение почти так же, как и «блуждание с духом». Правда, мне до сих пор с трудом удавалось входить в необходимое состояние транса, хотя дядюшка Дой учил меня этому с того дня, когда я вошел в семью.

– Не сейчас. И не сегодня вечером. Я слишком устал. У меня каждый мускул ноет.

Сказав это, я вновь почувствовал, как мне недостает Сари. Зеленоглазая чаровница была непревзойденной мастерицей массажа и как никто другой умела снимать накопившиеся за день усталость и напряжение. Говорили мы на нюень бао, которым я владел вполне сносно. Однако, когда подошла очередь матушки Готы, она нарочито затарахтела на своем отвратительном таглиосском. Ей почему-то казалось, будто выговор у нее как у коренной таглиоски, и переубедить ее было свыше человеческих сил.

– Ты чем занимаешься? – спросила она. – Почему прячешься от своих?

– Работаю, – коротко ответил я.

Даже не будь Старик повернут на этом деле, я придержал бы Копченого для себя.

Мать-перемать, а ведь я смертельно рискую, упоминая о нем даже на этих страницах, хотя и царапаю свои закорючки на языке, на котором в этих краях не то чтобы читать, но и говорить-то никто не может.

Но всегда следует помнить о Душелове. Усилия, предпринимавшиеся нами, дабы не позволить ей найти Копченого, превосходили даже меры защиты от любопытства Радиши Драх или Хозяев Теней. Не так давно она побывала во дворце. И похитила часть Анналов – те, которые Копченый спрятал перед приключившейся с ним бедой. Правда, я не сомневался в том, что самого Копченого ей заметить не удалось. Сеть сбивающих с толку чар была сплетена вокруг него столь искусно, что даже Душелов, при всем ее могуществе, могла распутать их лишь в одном случае – если бы она знала, что искать, и сосредоточилась именно на этом.

– У меня только что был разговор с капитаном, – промолвил я, обращаясь ко всей компании. – Он сказал, что штаб выступит уже завтра. Вы по-прежнему намерены идти?

Дядюшка Дой кивнул и невозмутимо напомнил:

– Нам тоже нужно уплатить долг.

Скудные пожитки этой троицы были увязаны в узлы и аккуратно сложены у дверей. Их готовность отправиться в путь хоть сейчас не вызывала сомнения. А вот мне – чего бы там ни наплел Костоправ – следовало закончить приготовления.

– Сейчас я лягу спать. И не вздумайте меня будить, если только не наступит конец света.

4

Сон – это не способ избавиться от боли. Во снах мне случается попадать в места более жуткие, нежели те, где я обычно бываю наяву. Во снах я вновь и вновь возвращаюсь в Деджагор. К голоду, болезням, смертям, людоедству и тьме. Но во снах, как бы они ни были ужасны, Сари по-прежнему жива. Правда, на сей раз сны не дали мне счастья увидеть Сари. Из них мне запомнился лишь один.

Сначала он был похож на полную обволакивающей, игривой жестокости Тень. Впечатление было такое, будто я внедрился в душу паука, которому доставляет удовольствие мучить свои жертвы. Но эта злоба не была направлена на меня – источник ее мною не интересовался. А затем я словно бы вывернулся из тени и оказался по другую ее сторону, в мире, выглядевшем вполне реальным, если не считать того, что в нем не было иных цветов, кроме белого, серого и черного.

В этом мире царили смерть и отчаяние. Надо мною нависало свинцовое небо, вокруг гнили мертвые тела. Вонь стояла такая, что отгоняла даже стервятников. Чахлую растительность покрывала мерзкая слизь, похожая на слюну кузнечиков. Все оставалось неподвижным – лишь в отдалении насмешливо каркали вороны.

Несмотря на ужас и отвращение, я чувствовал, что картина эта мне уже знакома, и изо всех сил пытался сообразить – откуда? Почему я узнаю место, где никогда не бывал? Спотыкаясь и падая, я ковылял по усыпанной костями равнине. Сложенные из черепов пирамиды отмечали мой путь, как верстовые столбы. Нога соскользнула, из-под нее вывалился детский череп. Я упал… и очутился в другом месте.

Я здесь. Я сон. Я путь к жизни.

Там была Сари. Она улыбнулась мне и тут же исчезла, но я ухватился за ее улыбку, как утопающий за соломинку. Словно только она позволяла мне удержать голову над волнами моря безумия.

Теперь я находился среди золотистых пещер, в которых восседали замороженные – живые, но неспособные пошевелиться – старцы. Их безумие терзало воздух, вспарывая его, словно миллионы отточенных клинков. Некоторых стариков покрывала сверкающая ледяная паутина, как будто миллионы волшебных шелковичных червей закрутили их в кокон тончайших нитей.

Я метнулся вперед, пытаясь убраться подальше от стариков, выбраться из этого места. И побежал, медленно, как бегают во снах. Побежал, сам не зная куда.

В следующий миг я осознал, что некоторые из этих безумных старцев мне знакомы. Ужас мой усилился. Я рванул изо всех сил, увязая на бегу в липком тумане загустевшего, живого и злобного смеха.

Ощутив прикосновение, я мгновенно сунул руку под подушку, туда, где лежал кинжал. В тот же миг на мое запястье обрушился сильный удар и кто-то выкрикнул мое имя: Мурген!

Я проморгался и увидел склонившегося надо мной дядюшку Доя. В изножьи постели стоял Тай Дэй – он удержал бы меня, вздумай я спросонья броситься на Доя. В дверях маячила встревоженная матушка Гота.