Держать слово, данное капитану и Отряду, она не собиралась. Вот те на. Правда, и на путь явного предательства Радиша еще не встала. Как и все прочие, она была уверена в том, что зимняя кампания или всего лишь отвлекающий маневр, в действительности вовсе не направленный против Хозяина Теней, или же, коли наступление все же настоящее, глупость, которая непременно закончится разгромом таглиосских войск.

И это при том, что после нескольких неудач мы добились несомненного успеха. Ну что ж, возможно, мы еще заставим ее пожалеть о своем коварстве.

Вроде бы больше выведывать было нечего. Гоблин не нуждался в присмотре. Со своим делом он вполне мог справиться без меня.

Отчасти из любопытства, отчасти же просто из нежелания возвращаться в реальный мир я решил заглянуть в недавнее прошлое моих родственников. Ничего, что оправдывало бы подозрительность Старика, обнаружить не удалось. Правда, нюень бао народ скрытный и не склонный откровенничать, особенно когда они находятся среди чужаков, к которым не испытывают ни любви, ни доверия. Тай Дэй и Дой наедине были столь же немногословны, как и в моем присутствии. Матушка Гота тоже. Если она и открывала рот, то лишь для того, чтобы в очередной раз посетовать на свою долю. Обо мне она придерживалась отнюдь не лучшего мнения. И не было часа, чтобы она хотя бы раз не помянула недобрым словом свою мать, за то что та согласилась принять меня в семью Кы. Бывали моменты, когда и я не жаловал Хонь Тэй за то, что она навязала мне эту семейку.

Ну а что дальше? Возвращаться мне все еще не хотелось. Может, взглянуть на Нарайяна Сингха и Дщерь Ночи? Они торчали на Чарандапраше с Могабой и собирали под знамена Хозяина Теней остатки приверженцев паршивого культа Обманников. Едва ли они были способны устроить нам крупную пакость. Стало быть, я навещу Госпожу. О чем, само собой, потом доложу Костоправу.

Я не выискивал ее специально – просто, где бы она ни находилась, поблизости всегда оказывался кто-нибудь, за кем Отряду требовалось приглядывать – вроде Прабриндраха Драха или Лозана Лебедя.

На сей раз князя в лагере Госпожи не было. Чувство долга порой пересиливало в нем даже склонность принимать желаемое за действительное. Он находился среди своих солдат и занимался делом.

До Чарандапраша было уже не слишком далеко. Нам предстояло обогнуть озеро, пройти холмами и долинами и оказаться у горловины единственного прохода через Данда-Преш.

Лебедь, конечно же, находился рядом с Госпожой. И выглядел озабоченным, как когда я всматривался в прошлое, так и когда заглядывал в настоящее. У Госпожи имелись проблемы, которыми она не хотела делиться ни с кем. Выглядела она так, словно не ложилась спать невесть сколько времени. Правда, привычки спать подолгу за ней не замечалось и в лучшие времена. Но то, что она забыла обо сне сейчас, в преддверии решающего сражения, которое могло стать поворотным пунктом в истории Отряда, наводило на мысль об отсутствии у нее веры в будущее.

Однако, перемещаясь во времени, я смог раскопать нечто, похожее на объяснение. Госпожа действительно не спала. Возможно, из-за того, что сны ее были не лучше некоторых моих. Вороны к ней почему-то не приближались, хотя она не обращала на них внимания, поскольку была настолько поглощена делом, что даже не следила за своей внешностью – не то, что ее сестрица. Неужто она из тех баб, которые, заполучив мужика, перестают следить за собой?

Впрочем, она все равно оставалась прекрасной – во всяком случае, в глазах Лозана Лебедя. Этот малый был безнадежно влюблен в нее уже целых четыре года и, пусть даже безо всякой надежды на успех, использовал свое положение командира Тронной гвардии как предлог для того, чтобы неотлучно находиться при ней.

Итак, о чем же мне докладывать? О том, что Госпоже необходимо малость отдохнуть? Возможно, и так. Изнеможение способно сказаться в критический момент, когда исход дела будет зависеть от ясности ее ума. Покинув лагерь Госпожи, я пролетел над озером Тангаш, выглядевшим впечатляюще даже с точки зрения Копченого, где не было ни тепла, ни холода, ни голода, ни боли. Ничего, кроме факта существования и способности созерцать.

А также страха.

Из сгущавшейся тьмы над южной оконечностью озера поднялся жуткий призрак – многорукая, многогрудая женщина с вывернутыми черными губами, обнажавшими усмешку вурдалака. От такого зрелища немудрено было трухнуть.

Я и испугался.

18

– Ты в порядке? – спросил Одноглазый, когда я высунулся из фургона. На улице было темно. Он уже распряг лошадей, отпустил их пощипать травки у обочины, развел костер и теперь, устроившись на козлах, полировал копье. Гладкое, словно выточенное из слоновой кости древко украшала серебряная инкрустация – гротескные рельефные фигурки. – Ты метался и вопил что есть мочи.

– Спасибо, что ты обратил внимание.

– Не за что. Как я понимаю, мне не стоило беспокоиться. Старуха сказала, что ты каждую ночь орешь как очумелый.

– Пожалуй, так и есть. Мне просто-напросто наминают бока детали твоего самогонного аппарата.

Я, конечно, соврал, но лишь отчасти, ибо не сомневался в том, что Одноглазый прячет где-то в фургоне нечто вроде перегонного куба. Даже в Деджагоре, в самые тяжкие дни осады, он и Гоблин ухитрялись добывать некую бурду, которую сами гордо именовали пивом.

Вот и сейчас он не сразу сообразил, что ответить, и тем самым подтвердил мою правоту. Да и то сказать, стоило этому паршивому фургону хоть ненадолго задержаться на одном месте, как фуражное зерно волшебным образом превращалось в мутное, вонючее, но определенно хмельное пойло.

– Зачем ты копье-то вытащил? – поинтересовался я. – Давненько оно мне на глаза не попадалось.

Это было не простое оружие. Одноглазый изготовил его специально для того, чтобы поражать Хозяев Теней.

– Я тут потолковал кое с кем из братьев, которые ошивались возле Госпожи. С Бадьей и с Рыжим. Пока ты дрых и храпел. Так вот, парни сказали, что за последнее время аж три раза замечали здоровенную черную кошку. Вот я и решил, что на всякий случай не помешает иметь под рукой подходящую железяку.

Говорил он совершенно спокойно, но спокойствие это было деланным. Раз уж он взялся за копье, которое считал шедевром своего колдовского искусства, значит, угроза представлялась ему нешуточной.

По всей вероятности, «кошка» являлась форвалакой по имени Лиза Бовок – женщиной, превратившейся в пантеру и потерявшей возможность вернуть себе человеческий облик, поскольку Одноглазый укокошил ее наставника прежде, чем тот успел обучить ее этому фокусу. Она уже пыталась добраться до Одноглазого, и он не без основания полагал, что попытается снова.

– Попробуй ее поймать, – предложил я, – думаю, ежели Госпожа поработает с ней как следует, мы сможем использовать эту киску в своих целях.

– Дельная мысль, буду иметь это в виду.

– Я собираюсь встретиться со Стариком.

– Скажи ему, что я хочу вернуться домой. Здесь чертовски холодно, во всяком случае для такого старика, как я.

Я хихикнул, чего он от меня и ждал, и, разминая онемевшие ноги, потопал туда, где, по моим прикидкам, основанным главным образом на плотности лагерных костров, должен был находиться Костоправ.

Как хорошо, что у нас с Одноглазым вошло в обычай беседовать на древних наречиях. Я не успел пройти и двадцати футов, как из темноты выступил Тай Дэй. Он ничего не говорил, просто находился рядом и оберегал меня. Хотел я того или нет.

19

Марш продолжался. Фургоны и подводы переломались. Лошади охромели. Люди сбили ноги. Слонам явно не нравилась погода. Как, впрочем, и мне. Пару раз пошел снег, но падал он не мягкими хлопьями, как положено нормальному снегу, а какими-то колючими и кусачими, мгновенно таявшими дробинками.

До сих пор конница Могабы не предпринимала серьезных попыток преградить нам путь. Его всадники не доставляли нам хлопот до тех пор, пока наши фуражиры в поисках провианта не забирались слишком далеко от основных сил. По мне, так Могабу интересовали лишь сведения о продвижении нашей армии и он вовсе не собирался попусту терять солдат, пытаясь остановить нас в чистом поле, прежде чем мы доберемся до его укрепленных позиций.